Архив конференций

Элитизм в России

Гельман В.Я., Тарусина И.Г.

ИЗУЧЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ ЭЛИТ В РОССИИ:

ПРОБЛЕМЫ И АЛЬТЕРНАТИВЫ

До конца 1980-х годов область изучения элит (как теоретические, так и эмпирические исследования) оставалась своего года «запретной зоной» в российских социальных науках. Хотя сама проблематика была хорошо известна ученым (так, например, «Властвующая элита» Чарльза Райта Миллса была опубликована еще в 1959 году), использование теорий элит было ограничено «критикой немарксистских концепций» . Сегодня ситуация выглядит прямо противоположной. Начиная с 1989 года, когда в Институте социологии Академии Наук СССР был создан сектор изучения элит , исследования элит стали быстро развиваться и вскоре институционализировались. Сам термин «элита» стал ключевым словом не только в научном, но и в политическом дискурсе: были написаны десятки книг и сотни статей , защищены диссертации, проводились конференции и семинары, читались учебные курсы и были опубликованы учебники по «элитологии» . Таким образом, с количественной точки зрения, изучение элит как новая отрасль политических исследований является гораздо более развитой в России, нежели, например, сравнительная политология или политическая экономия.

Но как мы можем оценить этот рост с качественной точки зрения? Были ли предложены новые теоретические рамки и методологические подходы? Привело ли получение новых данных к выработке исследовательской повестки дня, соответствующей современным международным стандартам? В статье рассматриваются различные стороны этих проблем сквозь призму анализа современных тенденций в изучении политических элит в России (вопросы изучения культурных и научных элит находятся за пределами настоящей работы). Мы начнем с обсуждения институциональных аспектов развития исследований элит в России и затем перейдем к двум основным проблемным измерениям в данной сфере - стратификационным и транзитологическим исследованиям. В заключении мы подведем итоги достижений и пробелов в изучении элит в России и представим некоторые соображения о дальнейшем развитии исследовательской повестки дня.

Развитие исследований: ученые, институты, работы

В начале 1990-х годов произошел принципиальный поворот российских социальных исследователей в сторону изучения и элит как таковых, и различных аспектов влияния элит на политические, экономические, и социальные процессы в России . Причины этого поворота носили как академический, так и неакадемический характер. Прежде всего, элиты стали важнейшим актором процесса трансформации в России, особенно после того, как волна политической мобилизации и активность общественных движений периода 1989-1991 годов сошли на нет. Вслед за этим российские ученые в поисках осмысления новых тенденций сместили фокус своих научных интересов с уровня массовой политики на уровень политических элит . Вместе с тем, изменения академической инфраструктуры - нехватка государственного финансирования социальных исследований и появление возможностей сотрудничества с западными исследователями и фондами - увеличили ценность изучения элит на рынке научной продукции. Возрос и актуальный спрос на текущую информацию об элитах и на ее анализ (справочники, базы данных и т.д.). В то же время российское научное сообщество было (и отчасти остается) подверженным воздействию политизации и коммерциализации исследовательского процесса. Значительное число специалистов выступало в качестве не только и не столько ученых, сколько политических обозревателей, советников, организаторов и/или участников избирательных кампаний. Поэтому неудивительно, что их работы зачастую отражали политические предпочтения или интересы заказчиков. Наконец, как заметил один московский социолог, исследование элиты есть лучший способ вхождения в ее состав .

Инфраструктура изучения элит в России отражает противоречивые тенденции развития социальных наук в России в целом. Группы исследователей и отдельные ученые могут сильно различаться как по своим корням, так и по институциональной принадлежности. Их можно классифицировать следующим образом:

1) Постоянные подразделения в рамках институтов РАН или высших учебных заведений.

2) Временные коллективы участников проектов, проводящие исследования на базе тех или иных учреждений и зачастую включающие в себя специалистов из разных учреждений.

3) Неакадемические коллективы и отдельные исследователи из аналитических центров, СМИ, органов власти, работающие в данной сфере.

Хотя специальные подразделения по изучению элит в рамках РАН были ограничены сектором изучения элит в Институте социологии (руководитель - Ольга Крыштановская), индивидуальные или групповые проекты по данной проблематике были реализованы в ИМЭМО, ИМЭПИ, ИНИОН, ИЭА и ряде других институтов РАН в Москве, а также в Санкт-Петербургском филиале Института социологии РАН . Сложнее обстоят дела в высших учебных заведениях, поскольку их научная деятельность является вторичной по сравнению с учебной. Однако индивидуальные и групповые исследовательские проекты были начаты в ряде университетов по всей России, хотя во многих регионах они носили главным образом локальный характер. Проблематика изучения элит, в особенности, находится в центре внимания Российской академии государственной службы и ее структур в регионах России.

Временные коллективы исследовательских проектов, включающие исследователей из различных учреждений, являются относительно новым феноменом в российских социальных науках, отражая изменения в системе финансирования социальных исследований. Прежде всего, участие российских исследователей в некоторых сравнительных кросснациональных исследовательских проектах требовало привлечения специалистов из различных областей научного знания. Примером здесь может служить сравнительное исследование элит Польши, Венгрии и России, проведенное под руководством Ивана Селеньи . Российская часть проекта была выполнена силами ВЦИОМ, специалисты которого провели как большой опрос элит, так и анализ данных . Другие коллективы были организованы вокруг проектов, финансированных российскими фондами, как, например, проект интервью с представителями российских элит, проведенных в 1992-1993 годах группой специалистов из Института социологии РАН и Института проблем занятости . Однако неустойчивость финансирования и организационные проблемы делали эти коллективы весьма неустойчивыми, и по завершении проектов они, как правило, распадались, а их участники переходили к другим индивидуальным или коллективным проектам.

Наконец, неакадемические проекты, группы и отдельные исследователи в данной области также сильно различаются между собой по своим задачам и формам работы. Некоторые из них широко известны, как, например, информационно-исследовательский центр «Панорама», создавший ряд биографических и других баз данных и справочников о национальных и региональных элитах России. В то время как продукция «Панорамы» носит коммерческий характер, общественное внимание привлекают проекты публичного характера, примером которых может служить проект «100 политиков России», проводившиеся с 1993 года социологической службой «Vox Populi» под руководством Бориса Грушина. Ежемесячные публикации в «Независимой газете» на основе опросов нескольких десятков московских политических обозревателей, журналистов и других экспертов демонстрировали динамику политического влияния ведущих политиков на текущую ситуацию в России. Результаты этих опросов использовались как ценный источник для анализа тенденций изменения российских элит .

Количество конференций и семинаров как по проблемам российской политики в целом, так и специально посвященных изучению элит, значительно возросло за последнее десятилетие. Наиболее заметный цикл семинаров, посвященных посткоммунистическим элитам (главным образом, в России, но, включая и анализ ряда стран СНГ), был проведен в 1996-1999 годах Московским общественным научным фондом (МОНФ) при поддержке фонда Фридриха Эберта (Германия). В пяти семинарах принимали участие исследователи из различных регионов России и стран СНГ, а также ряд западных специалистов .

Ведущие российские журналы по политическим наукам («Полис», «Власть», «Pro et Contra»), социологии («Социологические исследования», «Социологический журнал»), а также междисциплинарные журналы («Общественные науки и современность», «Мировая экономика и международные отношения», «Мир России») опубликовали немало статей российских авторов, а также ряд переводов современных западных исследователей элит (Маттеи Доган, Джон Хигли, Джованни Сартори, Дэвид Лэйн), и даже классические работы Гаэтано Моска . Однако, в то время как классические работы по изучению коммунистических элит широко известны в России , использование современных западных работ в российской исследовательской практике пока ограничено. Отчасти это связано с проблемами доступа к англоязычной литературе (особенно в российских регионах) и дефицитом языковых знаний у ряда российских политологов . Так, популярный учебник по социальной стратификации включает специальную главу по исследованиям элит , где кратко анализируются работы Парето, Моска, Михельса, Ласуэлла, Миллса, а также Джиласа и Восленского. Однако обзор теоретического развития в данной отрасли знания в этой главе завершается анализом дебатов между американскими элитистами и плюралистами (Флойд Хантер, Роберт Даль и др.) о распределении власти в местных сообществах в 1950-е - начале 1960-х годов .

Темы и перспективы

Тематическая диверсификация в российских исследованиях элит обусловлена как научными интересами ученых, так и внешними ограничениями. Последние, включая проблемы финансирования, приоритеты международных и российских фондов, возможности для карьерного роста, дефицит информации о последних теоретических и методологических достижениях в данной сфере исследований и нехватку научной литературы, играют наиболее значимую роль в развитии познавательного процесса. Несколько огрубляя классификацию, мы можем выделить три тематических направления в изучении элит российскими специалистами: 1) исторические исследования элит; 2) исследования общероссийских элит; 3) исследования региональных элит. Все три направления весьма слабо соотносятся друг с другом, отчасти из-за различия в генезисе специалистов в соответствующих сферах. Если первое направление является приоритетной сферой интересов историков, то исследования общероссийских элит проводились главным образом социологами, а региональные элиты привлекали внимание ограниченного числа московских специалистов (в основном, хотя и не только, географов) и исследователей, проживавших в соответствующих регионах . Каждое из этих сообществ, как правило, использует присущие их «родным» дисциплинам концепты, методологию и методики, и редко обменивается идеями или заимствует их у других сообществ. Неудивительно, что за десять лет эти три источника исследований российских элит еще не стали основой трех составных частей этой сферы исследований, в духе наименования известной работы Владимира Ленина о марксизме. Трудно сказать, однако, в какой мере эта тенденция носит долгосрочный и всеобщий для российской политической науки характер или же она является временным явлением, отражающим общие проблемы становления политических исследований в России .

Исторические исследования элит , прежде всего, концентрируются на интерпретациях истории советских правящих элит в смысле моделей власти и социальной мобильности. Историки анализировали различные аспекты генезиса советской номенклатуры , а также обстоятельства возникновения и развития этого феномена . Другие исторические исследования уделяли внимание динамике композиции правящих групп советского общества конца 1930-х или 1960-1980-х годов . Хотя эти солидно документированные исследования содержат немало интересных количественных (и, иногда, качественных) данных, их авторы в меньшей степени рассматривают социально-политические объяснения становления советской элиты и предпосылок ее трансформации в постсоветский период, за исключением отдельных замечаний общего характера. Следует отметить, однако, что наряду с анализом документов и архивных материалов некоторые работы, посвященные советским элитам позднесоветского периода, используют методы устной истории, как, например, исследование траекторий карьерной мобильности бывших первых секретарей районных комитетов КПСС в Москве после августа 1991 года .

В то время как основанные на документированных данных исторические исследования порой носят излишне дескриптивный характер, в противоположность им возникают некоторые попытки макроисторических объяснений роли элит в истории российского общества. Так, некоторые работы переосмысливают и заново интерпретируют опыт элит советского периода. Например, Дмитрий Бадовский в своем анализе позднесоветской элиты выделяет ее «политический» и «управленческий» сегменты (т.е., партийный аппарат vs. бюрократия и топ-менеджеры) и прослеживает источники дифференциации, подрывавшие единство советской элиты и вынуждавшие советских лидеров поддерживать баланс интересов различных групп элит . Эта сложность внутриэлитных отношений, по мнению Бадовского, играла существенную роль в трансформации постсоветских элит, способствуя возникновению внутриэлитных конфликтов во время перестройки, а позднее - преемственности неформальных сетевых связей элит и взаимосвязи элит и масс. Сходные по смыслу интерпретации предлагались и некоторыми другими исследователями .

Заслуживает внимание и стремление некоторых российских исследователей проследить характеристики развития элит в широкой перспективе российской истории на протяжении веков. Показательно в этом отношении исследование Оксаны Гаман-Голутвиной . Автор выделяет в качестве основной особенности элит в различные периоды российской истории их тесную взаимосвязь с государством, которая рассматривается ею, скорее, как «призвание» (в веберовском смысле), нежели просто гражданская или военная служба. Это подчеркивание государственнического характера российских элит автор связывает с общим рамочным подходом, анализируя мобилизационную модель развития России как основное объяснение процесса преемственности элит, которые наследуют традиции автократии, этатизма и коллективизма. Характерно, что она не проводит различие между элитой как социальной группой и лицами, выполняющими управленческие функции в структуре государства .

Альтернативное историческое объяснение недемократического характера развития российских элит и российской политики в целом представил в интерпретативном исследовании клиентелизма в России Михаил Афанасьев . Автор не только применил данный аналитический концепт для анализа истории взаимосвязи элит и масс в России, но также распространил свой подход на изучение роли патронажно-клиентелистских связей в советский период как механизма социальной адаптации со стороны масс и механизм управления со стороны элит. По мнению Афанасьева, в рамках советской политической и экономической системы как местные сообщества, так и производственные предприятия функционально нуждались в создании местнических или секторальных массовых клиентел, таким образом, создавая латентные основания для становления подобных практик в постсоветской элите. Эта форма «номенклатурного квазикорпоративизма» сохранилась и укрепилась в постсоветский период как единственная модель политического структурирования общества, основанная на вертикальных патронажно-клиентелистских связях. Данный концепт, ставший признанным среди российских исследователей, является редким примером успешной междисциплинарной интеграции, способствовавшей интересному переосмыслению роли элит в современной российской истории.

Исследования национальных элит в России, как и, вероятно, в целом исследования элит в трансформирующихся обществах, могут быть разделены на два различных типа или, точнее, проблемных измерения. К первому из них мы можем отнести стратификационные исследования , в центре внимания которых находится анализ элит как таковых. Элиты в них рассматриваются как особая социальная группа (или слой), и основное внимание уделяется их специфическим характеристикам, таким, как композиция, мобильность (генезис, рекрутирование, траектории карьеры), взаимосвязь с другими социальными группами и, наконец, ценности и установки. Говоря иными словами, различные социологические теории и методы применяются в этих исследованиях для ответов на классические вопросы социальных наук «Кто правит?» и «Кто получает, что, когда и как?». Второе измерение исследований посвящено анализу влияния элит на процессы трансформации политического режима в России. Таким образом, это измерение можно охарактеризовать как транзитологические исследования , в которых преемственность и изменчивость элит рассматриваются в рамках перспектив демократизации или других последствий смены политического режима. Несмотря на тот факт, что оба измерения изучения элит в России тесно связаны между собой, в их основе лежат различные теоретические посылки и методологические подходы. Эти аспекты исследований заслуживают отдельного внимания.

Наиболее крупные проекты по изучению национальных элит были выполнены в 1993-1994 годах двумя группами исследователей. Первый был реализован силами ВЦИОМ как часть уже упомянутого кросс-национального сравнительного проекта и до сих пор остается одним из крупнейших общероссийских количественных исследований элит. Эмпирическую базу проекта составили стандартные формализованные интервью с 1812 представителями политических, экономических, административных и интеллектуальных элит в девятнадцати регионах России. Выборка была поровну разделена между представителями «старой» элиты (занимавшими элитные позиции в 1988 году) и «новой» элиты (занимавшими элитные позиции в 1993 году). Исследование уделяло основное внимание генезису и траекториям карьерной мобильности элит в позднесоветский и постсоветский период, а также анализу экономического статуса и профессиональной деятельности представителей «старой» и «новой» элит . Второй проект, выполненный группой под руководством Константина Микульского, использовал качественные методы сбора данных. В основу исследования лег анализ 67 полуформализованных глубинных интервью, проведенных с представителями политических, экономических, административных, интеллектуальных и региональных элит . В этих интервью информанты представили свои взгляды на процессы политического и экономического развития посткоммунистической России и их перспективы. К сожалению, хотя исследование позволило сделать доступными данные об установках и ориентациях российских элит, интерпретация этих данных носила ограниченный характер. В итоге, как это часто бывает в исследованиях такого рода, тексты интервью сами по себе оказались интереснее, чем их анализ.

Некоторые другие эмпирические исследования были посвящены отдельным сегментам политической элиты национального уровня, например, опросы депутатов верхней и нижней палат российского парламента. В связи с незначительным влиянием военных элит на российскую политику 1990-х годов (а также, отчасти, из-за ограниченного доступа исследователей к полю в этой среде), классическая триада Миллса «политическая - экономическая - военная элита» практически не используется в российских исследованиях элит. Напротив, взаимосвязь политических и экономических элит и механизмы их взаимодействий стали предметом ряда исследований в постсоветский период . Однако пока еще в России слишком мало эмпирически ориентированных работ, посвященных анализу роли элит в процессах принятия политических решений, включая политику в сфере институционального строительства или внешнюю политику. Наконец, изучение политической культуры российских национальных элит не стало приоритетной областью исследований, хотя некоторые установки элит по отношению к текущим политическим процессам были также подвергнуты анализу .

Исследования региональных элит стали быстро развивающейся областью исследований в середине 1990-х годов, следуя за развитием процессов регионализации в России. Для ряда исследователей, работающих за пределами Московской кольцевой автодороги, проведение эмпирических исследований на материале своих собственных регионов, по сути, было единственно доступным способом научной работы в условиях кризиса финансирования и научной инфраструктуры. Иначе говоря, региональные исследования региональных элит стали своего рода «политической наукой для бедных». Исследования отдельных региональных случаев (case studies) оказались основным познавательным инструментом региональных авторов , хотя этот метод использовали и столичные исследователи . Зачастую работы региональных исследователей во многом повторяли сходные выводы их столичных коллег или носили сугубо дескриптивный характер, не говоря уже о демонстрации разного рода нонсенсов . В то же время в некоторых работах региональных исследователей представлены интересные наблюдения и выводы о тенденциях развития российских региональных элит. Так, уфимский автор Рушан Галлямов по результатам лонгитюдного репутационного анализа пришел к заключению о двух наиболее значимых процессах в развитии элит в республике Башкортостан: «этатизации» и «этнократизации» (то есть, резкое увеличение доли представителей органов власти и этнических башкир в составе республиканских элит) . Характерно, что, хотя с этими выводами сходны и наблюдения, сделанные Мидхатом Фарукшиным на материале соседней республики Татарстан , сравнительные исследования элит этих двух республик пока остаются резервом исследовательской повестки дня.

Ограниченное финансирование является важной, но не единственной причиной дефицита сравнительных кросс-региональных исследований политических элит в России. Не менее значим тот факт, что создание и поддержание постоянных исследовательских сетей российских исследователей (в особенности, работающих за пределами Москвы) требует, помимо прочего, формирования единых теоретических и методологических подходов, а также выработки общего научного языка и стандартов проведения исследований, при том, что генезис и научные ориентации ученых, работающих в сфере изучения политических элит, подчас различаются весьма существенно. Однако немногие попытки сравнительных исследований региональных элит выглядят весьма интересными. Так, Арбахан Магомедов из Ульяновска провел углубленное исследование политических установок элит четырех регионов России (Татарстан, Калмыкия, Саратовская, Нижегородская области) в целях сравнения феномена, названного им «идеология регионализма» . Автор провел около 190 углубленных интервью с представителями политических и административных элит данных регионов и проанализировал собранные им данные с помощью методологических схем, разработанных Робертом Патнэмом . Его интерпретации результатов исследования подрывают распространенные стереотипы о противостоянии «реформаторских» элит в одних регионах и «консервативных» элит в других случаях. Вместе с тем, выводы Магомедова, равно как и сделанные им обобщения, не выходят за рамки того факта, что в случаях этнических республик России «идеология регионализма» у элит была более разработанной и проявлялась более зримо, нежели в случаях областей. Более того, автор воздержался от каузальных объяснений выявленных им феноменов политической культуры региональных элит.

Наталья Лапина в своем сравнительном кросс-региональном исследовании взаимоотношений между региональными политическими и экономическими элитами (основанном на проведении глубоких интервью и детальном анализе вторичных источников), предложила типологию взаимодействий политических и экономических элит в российских регионах. Она представила такие модели, как «патронаж», «партнерство», «приватизация власти» и «война всех против всех» . Сходная по содержанию типология стала результатом и нашего исследования. При этом, однако, кросс-региональные сравнения элит, основанные на качественных методах сбора данных (comparative case studies), ставят перед исследователями ряд методологических проблем, вызванных малым количеством изучаемых случаев и сложностями генерализации. Остаются открытыми и теоретические вопросы, связанные с «концептуальными натяжками» различного уровня абстракции. Вместе с тем, использование количественных данных о региональных элитах, главным образом полученных с использованием позиционного (институционального) подхода, не всегда убедительно объяснено, хотя в последние годы ситуация меняется и в этом отношении . И хотя в целом в изучении региональных элит по-прежнему пока преобладают дескриптивные работы , по мере накопления исследовательских данных их познавательная ценность становится исчерпанной.

Теория и методология

Говоря о теоретических рамках изучения элит в России, необходимо подчеркнуть, что в этом отношении российские исследователи, как правило, следуют основным, главным образом классическим моделям, разработанным в социальных науках, применяя широкий спектр теорий среднего уровня и эмпирических подходов. Функциональный подход к определению элит явно и вполне оправданно преобладает среди российских исследователей. Некоторые авторы напрямую заимствуют операциональные определения, например, «властвующей элиты» по Миллсу или критерии выделения элит по принципу участия в принятии решений по Хигли . Другие исследователи разрабатывали собственные дефиниции и концепты в духе функционального подхода . Пожалуй, единственным исключением может служить Юрий Левада, выступающий как активный пропонент меритократического подхода к изучению элит в России . Согласно Леваде, социальные группы, которые претендуют на то, чтобы быть «элитой» в современной России, на деле лишь презентуют себя подобным образом в глазах общественного мнения. Таким образом, он проводит различие между «публичной элитой» (которая демонстрирует свое стремление выглядеть подобно «настоящей» элите) и «социальной элитой» (которая предлагает обществу новые практики, установки и модели поведения). В этой связи Левада фокусирует свой анализ на представителях новой профессиональной элиты, к которой он причисляет топ-менеджеров, специалистов высокой квалификации, экспертов, и представителей других социальных сред. В качестве курьеза можно отметить и меритократическую критику правомерности самого использования термина «элита» в России, аргументом которой служили негативные авторские оценки качеств ведущих российских политиков и предпринимателей и политического режима в целом .

Типологии элит в работах российских авторов в основном основываются на функциональных характеристиках различных сегментов элит - идеологические, административные, военные, экономические и политические элиты, а также национальные и региональные элиты и/или элиты vs. контрэлиты . Если же говорить об элитах в терминах социальной стратификации, то исследователи определяли элиты как «слои» или «правящий класс» . Немало сложностей вызывали критерии выделения элит в процессе смены политического режима в России. Большинство исследователей принимали в качестве основного позиционный (или институциональный) критерий как наиболее надежный при изучении трансформирующегося общества , хотя в некоторых исследованиях (упомянутый проект «Vox Populi» и др.) использовались и репутационные критерии. Наконец, теоретические модели трансформации элит - от классической модели «львов» и «лис» (Парето) до современных «соглашений элит» (Хигли и др.) также успешно применялись современными российскими исследователями элит.

Методологические проблемы в изучении российских элит типичны для российской политической науки. Прежде всего, значительная часть публикаций, особенно вышедших в начале 1990-х годов, была (и отчасти остается) во многом зависимой от политических и/или коммерческих интересов авторов, заказчиков и спонсоров, в то время как исследователи не стремились придать своим исследованиям академический характер. Кроме того, российским социальным наукам (в том числе и политическим) все в больше мере присущи тенденции к преобладанию качественной методологии, причем зачастую в ее антипозитивистском варианте. Развитию такого рода качественных исследований, кроме того, способствуют дефицит финансирования и кризис инфраструктуры социальных наук в системе РАН и в высших учебных заведениях. Все эти факторы отражаются и на исследованиях политических элит в России.

В работах российских авторов, посвященных изучению элит, используются общепризнанные методы сбора и обработки данных: анализ документов, прежде всего, биографий представителей элит , а также полуформализованные глубокие интервью . В свою очередь, вопросы методики тесно связаны с проблемами исследовательского дизайна, надежности данных, возможностями их интерпретации и сравнения между собой , которые пока не становятся предметом академической рефлексии в российском научном сообществе. Кроме того, слабая координация исследований как внутри страны, так и между зарубежными исследователями во многом способствует недоступности полевых данных и/или их коммерческому использованию, что осложняет аутсайдерам, прежде всего, молодым ученым, доступ к информации. В связи с этим познавательная ценность ряда эмпирических исследований оказывается под вопросом. Наконец, недостаток сравнительных исследований российских элит препятствует развитию познавательного процесса в данной области знания.

Кто правит? Преемственность и изменчивость российских элит

Анализ процессов циркуляции и/или воспроизводства элит в период радикальных политических изменений, естественно, стал приоритетной сферой интересов современных российских исследователей элит. Неудивительно, что многие из работ, опубликованных в 1990-е годы, отражали как текущие тенденции политических изменений, так и очевидную неудовлетворенность ряда исследователей их характером и направленностью . Одно из наиболее популярных объяснений неудач процесса трансформации в России связывало результаты перехода с незначительной сменой старых элит и высоким уровнем воспроизводства бывшей советской номенклатуры в постсоветский период. Это стало существенным отличием трансформации элит в России от ряда стран Восточной Европы. Так, результаты различных исследований середины 1990-х годов демонстрировали преемственность прежних элит по сравнению с концом 1980-х годов: от 50-60% в сфере бизнеса и предпринимательства до 80-85% для региональных политических и административных элит . Однако объяснения этого факта и его последствий для российских элит были различны. Так, Вадим Радаев объяснил этот U-образный поворот в воспроизводстве элит после отстранения от власти прежней правящей партии, используя концепт «революции» и последующего постреволюционного синдрома . Он использовал классическую дихотомию Вильфредо Парето («львы» vs. «лисы») для анализа двух стадий трансформации российских элит. На первой стадии, по мнению Радаева, произошло рекрутирование в элиту новобранцев - «разночинцев», ориентированных на силовые стратегии, в то время как вторая стадия демонстрировала частичное возвращение ориентированных на компромиссы представителей прежних элит, профессиональные умения и навыки которых оказались востребованы в рутинном управлении постреволюционного периода. Но этот взгляд, однако, не стал преобладающим в российских исследованиях элит.

Напротив, исследователи ВЦИОМ, которые участвовали в кросс-национальном исследовании элит под руководством Селеньи, отмечали, что подобный феномен «политического капитализма» является общей чертой ряда посткоммунистических обществ . В то же время независимо от них Ольга Крыштановская представила собственную модель трансформации номенклатуры с помощью двойной конвертации прежнего привилегированного политического статуса в экономически привилегированные позиции в период перестройки, и затем в возвращение к политической власти в постсоветский период . Подход, объясняющий неудачи трансформационного процесса успешной конвертацией статуса прежней элиты, оказался популярен не только среди исследователей, но и получил распространение на публичном уровне, в среде либеральных политиков, публицистов и журналистов. После того, как Юрий Буртин и Григорий Водолазов описали новый политический и экономический строй в России как, соответственно, «номенклатурная демократия» и «номенклатурный капитализм» , влияние наследия «номенклатуры» широко дебатировалось публично в различных контекстах. Некоторые авторы даже охарактеризовали постсоветскую элиту в России в целом как «постноменклатурный конгломерат» . Крыштановская и ее коллеги представили немало свидетельств того, что основу российского предпринимательского слоя составили выходцы из номенклатуры КПСС и связанных с ней организаций (комсомол и др.) , хотя этот вывод не вполне подтверждается результатами ряда других исследований российского предпринимательства . Плотные неформальные сети посткоммунистической номенклатуры, по мнению Крыштановской, во многом облегчили трансформацию советской элиты в постсоветскую олигархию, основанную на тесном переплетении политического и экономического сегментов элиты . Тезис о российской элите как об «олигархии» - с явно негативными коннотациями - в конце 1990-х годов был весьма популярен , хотя при этом и не наблюдалось явного преобладания какой-либо одной политико-финансовой группы, а, скорее, их фрагментация. Крыштановская даже обозначила в качестве основы формирования в России олигархии своего рода слияние прежней номенклатуры с новыми группами организованной преступности , хотя в России 1990-х годов трудно было провести различие между государственной властью и организованной преступностью.

Несмотря на широкое распространение концепций воспроизводства и преемственности ро

Помимо рядовых граждан важными субъектами политиче­ской жизни страны являются политические группы. Ниже будут выделены четыре ведущих группы - группы давле­ния, группы интересов, лобби и элита.

В демократическом государстве рядовые граждане оказы­вают влияние на правительство двумя путями:

Созданием организованных общественных групп.
Такие группы называются общественными потому, что

участвующие в них граждане не получают за свою работу за­работной платы, не регистрируются в качестве обычной орга­низации, скажем института или торговой фирмы. Добро­вольные помощники чаще всего работают бесплатно.

Различают два типа организованных общественных групп:

Группы, защищающие собственные интересы (профсоюзы, союз предпринимателей);

Группы, выступающие с новой инициативой по изменению законов (феминистское движение).

Первый тип называется группами давления, второй - группами интересов.

Наименование групп достаточно условное. К примеру, куда отнести общество по защите памятников культуры или общест­во по охране окружающей среды? С формальной точки зрения - к первому типу, поскольку в их названии встречается слово «защита». Но в действительности они стоят на страже не своих групповых интересов, а интересов всего общества. В то же вре­мя профсоюзы, отстаивая собственные интересы, постоянно

выступают с законодательной инициативой и требуют внести те или иные изменения в общество. Правильнее оба типа групп различать по тому, чьи интересы они защищают - свои собст­венные или других людей, и потому одни называть группами давления, а другие - группами интересов. Очевидно, что совет ветеранов относится к первым, а Красный Крест и Армия Спа­сения - ко вторым.

Группы интересов надо отличать от политических партий. Делается это по двум критериям. Во-первых, груп­пы интересов никогда не стремятся завоевать политическую власть в стране, во-вторых, их внимание сосредоточено на одном практическом вопросе, решением которого они и за­няты, а не на своде декларативных утверждений, составля­ющих программу партии. Группы интересов выражают эмо­ции, ожидания, идеи, интересы, взгляды граждан, придают им удвоенную силу и, благодаря коллективным действиям, делают их достоянием общественности. В 70-е годы у нас в стране практически никто не знал экологического движе­ния. О нем мало слышали и в 80-е годы. Но когда выхлопные газы, ртутные испарения, радиоактивные осадки, промыш­ленные отходы стали массовыми и коснулись жителей мно­гих городов, образовалась группа энтузиастов, которая пла­номерно, терпеливо и последовательно привлекала к этой проблеме внимание общественности. В результате в 90-е го­ды проблема защиты окружающей среды стала одной из главных в законодательной деятельности парламента, в пе­чати, радио и телевидении, в школе ввели специальный учебный предмет.

Как только какая-то проблема становится острой или пря­мо-таки вопиющей, она сразу же привлекает внимание массы людей, из среды которой выделяются организаторы будущего движения. Правительство и парламент, благодаря тому что их внимание обратили на себя активно действующие группы интересов, лучше ориентируются во множестве проблем и сразу же выделяют ключевые.

Таким образом, группы интересов выполняют функцию лакмусовой бумаги: они высвечивают наиболее злободневные проблемы. К примеру, долгое время в армии процветала де­довщина и в мирное время гибли тысячи молодых солдат.

И только в 90-е годы в стране сформировалось мощное движе­ние солдатских матерей, обратившее на себя внимание само­го консервативного в мире властного органа - армейского командования.

Через такие движения рядовые граждане вовлекаются в активную политику и влияют на нее ничуть не меньше, чем крупные чиновники.

Долго занимаясь одной проблемой, группы интересов под­готавливают кадры квалифицированных специалистов - знатоков данной проблемы. Если вы хотите узнать все о де­довщине и уровне смертности в армии, надо обращаться в со­вет солдатских матерей. Если вам нужна исчерпывающая ин­формация об окружающей среде, то лучших специалистов, чем в одноименном движении, вам не найти и т.д. Часто ми­нистерства и парламентские комитеты, готовя конкретное ре­шение, обращаются к таким специалистам за экспертной оценкой.

Некоторые группы интересов перерастают в обществен­ные движения, а из общественных движений превращаются в политические партии.

ЭВОЛЮЦИЯ ГРУППЫ ИНТЕРЕСОВ

Характер осуществления функций группами давления прежде всего зависит от того, законны или незаконны спосо­бы их деятельности.

Группы интересов и группы давления, как посредники между государством и народом, выполняют свои функции следующим образом:

Взаимодействуют с кандидатами в депутаты и членами
исполнительных и представительных органов (в виде советов,
рекомендаций, убеждения);

Участвуют в финансировании законопроектов, экспер­
тиз, заключений правительственных органов;

Контролируют соблюдение принятых решений (зако­
нов), вплоть до обращения в суд;

Наблюдают за деятельностью правительства в отдельных
отраслях управления, расходованием финансовых средств и т.д.

Таковы законные (или легитимные) формы взаимодейст­вия. Кроме них существуют и незаконные формы деятельно­сти этих групп. К ним, в частности, относятся взятки и под­куп чиновников, финансовая поддержка нелегальных объединений, контроль за личной жизнью политиков в целях сбора компромата и т.д.

Лобби. От групп интересов, сформированных рядовыми гражданами, надо отличать группы давления, формирующи­еся на базе бюрократических структур. В отличие от групп интересов лобби развивает прямые формы давления на власть. К лобби относят тех, кто находится в ближайшем окружении и способен протолкнуть нужное решение мирным путем, например сформировав большинство в парламенте, подкупив депутатов, войдя в доверие к родным и близким вы­сокопоставленного лица, запугав правительство или парла­мент мнимой угрозой. Последний вариант часто проигры-

вался во властных коридорах России в 90-е годы. Группа аг­рариев пугает парламент развалом сельского хозяйства, во­енные - недовольством армии и готовностью ее свергнуть правительство в случае невыделения нужной суммы в госбюд­жете. Когда деньги выделяются, они зачастую не доходят до рядовых аграриев или военных, оседая в карманах казнокра­дов. Аграрии и военные, не получив обещанных средств, вы­ражают недовольство. Их лобби, представленные в парламен­те и правительстве, снова накаляют атмосферу и.требуют денежных вливаний.

Мощные лоббистские группировки типа названных все­гда находятся около власти. Напротив, группы интересов, типа движения солдатских матерей или экологических, от нее удалены. Им гораздо труднее обратить на себя внимание и добиться нужного решения. Их рупором становятся газеты, радио, телевидение, которые вполне можно считать демокра­тической трибуной для масс.

Лобби потому сильны, что контролируют какие-то страте­гические ресурсы. Военные контролируют оборону, аграрии - продукты питания, банкиры - деньги. Раньше мощную лоб­бистскую фракцию составляло русское дворянство. Оно кон­тролировало основной ресурс - собственность на землю. С ними соперничало промышленное лобби, также контроли­ровавшее жизненно важные ресурсы. Сохранилось оно и се­годня. Группы интересов не контролируют ничего, поэтому к ним прислушиваются в самую последнюю очередь.

Если лобби все время потакать, то они монополизируют всю власть в государстве, заставят его работать только на ре­шение собственных проблем. Это поняли в США еще в середи­не XX века, поэтому в 1946 г. приняли федеральный закон о деятельности лобби. Он требовал регистрации членов лобби, сообщения о денежных ресурсах и их использовании в поли­тической борьбе. С тех пор было замечено, как только дея­тельность лобби предается публичной огласке, желание обхо­дить закон усмиряется.

Элементы лоббистской тактики - тактики силового про­талкивания через властные структуры нужных решений - ис­пользуют не только сами лобби, но и другие группы и общест­венные организации. Нефтяные компании России в 1998 г.,

как они сами заявляли, не являлись лобби. Они представля­лись дойными коровами, дающими государству (от продажи нефти за рубеж) твердый доход, растрачиваемый всеми други­ми институтами и структурами. Попав в тяжелейший кризис, правительство решило повысить налоги на нефтяные компа­нии. Моментально заработали средства массовой информации, давшие возможность нефтекоролям рассказать о важности сво­ей деятельности для страны и неимоверных трудностях, с кото­рыми им приходится сталкиваться. Обработка общественного мнения была проведена очень умело и почти ненавязчиво. Слу­шание отчета нефтекомпаний в Госдуме проходило уже на под­готовленном фоне и получило ожидаемый результат. Осталось загадкой, имели нефтяники свое лобби в парламенте или нет, но давление через прессу на депутатов, президента, правитель­ство и рядовых граждан было оказано мощное.

Самой мощной группировкой, оказывающей влияние на политическую жизнь страны, является элита общества. Тер­мин «элита* в конце XIX века ввели итальянские социологи Г. Моска и В. Парето. В нашей стране и в Европе для обозна­чения высших привилегированных слоев общества использу­ется слово «элита», а в США наряду с элитой также «истеб­лишмент» (господствующая верхушка, правящие круги). Под американским «истеблишментом» имеют в виду людей, занимающих в США позиции на верху иерархических пира­мид в основных сферах жизни общества - бизнесе, политике, науке и технике, рекламе и информации, культуре и «массо­вой культуре». «Истеблишмент» держится на неформальных связях между этими людьми. Они «задают тон» во вкусах и поведении, на них ориентируются, с них берут пример.

Элита - это небольшая группа людей, которые отли­чаются не только тем, что они обладают лучшими нрав­ственными, профессиональными или творческими качест­вами, а тем, что обладают наибольшей властью в обществе. Элита общества - узкий круг избранных людей, располагающих большой властью и крупными деньгами и на­ходящихся на вершине социальной пирамиды. К элите обычно относят представителей деловых и финансовых кругов, специ­алистов в области внешней политики и обороны: правительст­венную верхушку и политических лидеров, крупнейших уче-

ных, владельцев телесетей и наиболее известных изданий, а также популярных деятелей культуры. В США она составляет 0,5% населения, владеющего 35% национального богатства. То же самое можно сказать и о России.

Различают столько видов элиты, сколько существует ей дов власти в обществе. Это и понятно: большая власть - ос­новной признак принадлежности к элите. Есть элита экономи­ческая, элита политическая и элита бюрократов-чиновников. Иными словами, к элите относятся ведущие политики, круп­нейшие бизнесмены и высокопоставленные госслужащие. Кроме них в элиту могут также входить армейское руководст­во, руководители спецслужб.

Существует так называемая «четвертая власть» - СМИ, поэтому к элите относятся видные журналисты, работающие в газетах, и журналисты-телекомментаторы. Определенную власть над широкой публикой имеют законодатели моды и вкусов, популярные певцы и музыканты. При этом вслед за делением власти на формальную и неформальную ученые раз­личают официальную элиту, состоящую из политической вер­хушки, и неофициальную - «власть знаменитостей».

Как правило, элита составляет ядро господствующей пар­тии. Очень небольшое по размерам, оно достигает огромного эффекта. Благодаря мощным капиталам они помогают поку­пать голоса избирателей, нанимать журналистов, публикую­щих рекламные политические статьи, либо скупают какую-ли­бо газету. Когда Россия перешла от социализма к рыночным отношениям, отечественные СМИ лишились государственных дотаций. Потребовались частные капиталы. Их-то и предоста­вили наиболее богатые люди страны, так называемые олигар­хи. Финансовую помощь прессе они оказывали отнюдь не бес­корыстно: некоторые газеты, журналы и телеканалы стали рупором их идей. Олигархи имели огромное влияние на власт­ные структуры, благодаря чему добивались назначения нуж­ных себе людей на высшие государственные посты. На совеща­нии с представителями крупного бизнеса президент В.В. Путин сказал, что все олигархи будут отныне «равноуда­лены от власти».

Понятия: группа давления, группа интересов, лобби, элита.

Вопросы и задания

1. Составьте таблицу для сравнения свойств и различий групп давления, группы интересов, лобби и элиты.

*2. Как используются СМИ в политической борьбе? Иллю­стрируйте свой ответ примерами из нынешней российской жизни.

*3. Можно ли народных депутатов из Госдумы и сенаторов из Федерального собрания причислять к российской эли­те? Может быть, правильнее их называть лобби? Свой от­вет аргументируйте.

*4. Поразмышляйте, как связаны между собой следующие понятия: бюрократия, группы давления, лобби, номенкла­тура, криминалитет, парламент, элита, аристокра­тия, олигархия.

5. К какой группе относится движение солдатских матерей?

6. Какую тактику используют лобби для достижения сво­
их целей? Приведите примеры из истории.

Проблема. Существует ли преемственность между совет­ской элитой и элитой современного российского общества? Почему вы так считаете?

Практикум. Подумайте и ответьте, к каким типам поли­тических групп относятся следующие организации и дви­жения?

1. Группы давления.

2. Группы интересов:

а) профсоюзы,

б) Союз предпринимателей,

в) феминистское движение,

г) экологическое движение,

д) Красный Крест,

е) совет ветеранов,

ж) Союз офицеров,

з) объединения казаков,

и) движение солдатских матерей.

/ / / Что такое преемственность поколений?

Преемственность – это сохранение каких-либо элементов во время развития кого-то или чего-то. Под преемственностью поколений подразумевают передачу семейных ценностей, определенных взглядов, идей. Иногда преемственность проявляются в том, что дети выбирают ту же профессию, что и их родители.

Я думаю, что преемственность бывает добровольная и принудительная. Часто родители навязывают детям свои взгляды на жизнь, на вечные проблемы дружбы, любви, брака и др. Старшие также нередко решают, кем станет их ребенок, настаивают, чтобы он продолжил их дело, лишая чадо возможности сделать выбор самостоятельно. Если же преемственность добровольная, ребенок или молодой человек впитывает семейные традиции как губка, осознано выбирает профессию родителей, а потом отдается ей с любовью.

Проблему преемственности можно заметить в произведениях многих писателей. Не всегда она выходит на первый план, однако, если поискать между строками, можно сделать для себя важные выводы. Андрей Болконский из романа А. Н. Толстого «Война и мир» – сын отставного генерала. Он умен, стог к себе и это неудивительно, ведь именно такими качествами обладал и его отец Николай Болконский. Молодой князь посвящает свою жизнь службе, мечтает о славе. И это тоже пример преемственности, ведь сын становится на тропу, которую начал топтать его отец. Его желание добровольное, а не навязанное родителем.

Образ Андрея Болконского показывает, что преемственностью можно считать общие черты характера и занятия отцов и детей.

Преемственность взглядов, идей можно заметить в романе Б. Васильева «Завтра была война». Дочь Люберецкого Вика такая же вольнодумная, как и ее отец. Она смело зачитывает в кругу одноклассников запрещенные стихотворения С. Есенина. Даже после нотаций Валендры Вика не отказывается от своих взглядов. Невидимая связь с отцом проявляется после того как девочка совершила самоубийство. Ей легче было покинуть этот мир, чем предать самого дорогого человека.

Этот пример показывает, что преемственность поколений связывает тонкой, но очень прочной ниточкой отцов и детей.

Преемственность семейных традиций продемонстрирована в романе И. Гончарова «Обломов». Главный герой произведения – дворян очень пассивный. Вместо того, чтобы что-то делать, он думает, мечтает. Однако, из-за бездействия мысли так и остаются нереализованными. Илью Ильича не интересуют никакие мероприятия, поэтому друзья не могут вытащить его в свет. В одном из эпизодов романа узнаем, что такой же порядок был заведен в доме родителей Ильи Ильича. Сын просто унаследовал его.

Этот пример показывает, что дети часто наследуют традиции родителей, уклад их жизни, не задумываясь о последствиях.

Таким образом, преемственность можно назвать мостиком, который помогает разным поколениям сохранять связь на протяжении веков. Тем не менее, нужно думать над тем, что ты берешь от старших поколений.

Социокультурные процессы, происходящие в нашей стране после исторического поворота в октябре 1917 года, часто рассматриваются как результаты рокового стечения обстоятельств, как исключение из правил, как следствие произвола захватившей власть новой элиты, как реставрация основ феодализма (крепостничества), как проявление заблуждений и мифотворчества, как следствие свойств национального характера. Утвердившиеся подходы являются схематичными, оставляя обширное поле для дискуссий. Одним из ключевых вопросов, по которому сохраняются острые споры и ответ на который во многом предопределяет интерпретацию социально-экономических и политических процессов в стране, связан с уяснением природы существовавшей в советский период власти, социально-политической и экономической системы.

При анализе становления, развития и распада советского государства, роли советских элит, сложным образом переплетаются тесно связанные вопросы концептуального осмысления данной проблемы с вопросами политизированного и бытового восприятия прошлого. В связи с этим возникает потребность освободить сложившиеся представления от конъюнктурных наслоений, возникших в советский и постсоветский периоды.

Появление советской модели социализма было результатом глубокого внутреннего кризиса либерально-элитократического капитализма, который утвердился в Европе в начале ХХ века. Ограниченность реализуемой западноевропейской модели становилась все более очевидной и для стран второго эшелона, её копирование обрекало данные страны на отставание в развитии. Возникала настоятельная потребность поиска новой парадигмы развития, ориентированной на улучшение условий труда и жизни народных масс, демократизацию власти и повышение культуры народа, устранение социальных перекосов и дисфункций,

Обеспечение равноправия и свободы. Все это декларировалось социалистическим проектом преобразования российского общества. Вместе с тем между социалистической идеей основоположников и реальным её воплощением в СССР оказались большие различия. Но они стали не столько результатом злой воли тех или иных правящих элит, сколько следствием невозможности реализовать на практике идеи «научного коммунизма»; необходимо было кардинальное уточнение нормативного образа социальной жизни в рамках социалистической идеологии применительно к реалиям жизни российского общества и реализации на этой основе практических мер по переустройству государства. Проблема выбора пути, стоявшего перед большевиками в период НЭПа, была проблемой не выбора между репрессивно-бюрократическим социализмом и «мягким» вариантом государственного социализма, а осмысления альтернатив компромисса марксизма с реформаторскими демократическими и либеральными течениями.

Современные исследователи советской России часто отмечают, что черты свергнутого царского строя были реставрированы в советское время. Вместе с тем авторитарный стиль государственной власти, преобладание государственных интересов над общественными, бюрократических над личными, активное использование принудительных и репрессивных методов, вера в вождя, идеологический монополизм - эти и другие схожие черты, характеризующие преемственность социокультурных традиций не отменяют глубоких различий царского и советского периодов.

Сложившийся в результате многовековой истории к началу XX века мобилизационный тип развития страны способствовал формированию традиций систематического использования чрезвычайных методов для выхода из кризисных ситуаций.

Разработанные для решения экстраординарных проблем эти методы продолжали и в мирное время выступать (хотя и в модифицированном виде) важнейшими звеньями механизма социально-экономической и политической организации российского общества. Это способствовало бюрократизации управления, формированию гипертрофированной роли государства в регулировании социальной жизни, жестких форм государственной власти. Крушение царской империи не привело к смене в стране типа ее развития, хотя в советский период и возникали специфические идеологические, политические, экономические и социальнопсихологические отношения, в которых проявлялись культурноисторические особенности России, формировалась основа для перехода от традиционного общества к индустриальному.

После многовекового правления элит, ориентированных на использование импульсной модели запаздывающей модернизации общества, в условиях резкого ухудшения международного положения России и возникающих в связи с этим угроз большевики предприняли очередную в истории России попытку радикального реконструирования цивилизационной модели. Выбор альтернативных способов социального реформирования стал осуществляться исходя

В результате перераспределения власти в СССР сложился правящий слой, который был назван М.Джаласом «новым классом», а М.Восленским - «номенклатурой». Он был представлен партийными, государственными и хозяйственными руководителями и верхними чинами силовых органов. М.Восленский отмечал, что бюрократия в демократических обществах является силой подчиненной и исполнительной. Буржуазные чиновники выполняют приказы государственных органов, тогда как номенклатура сама диктует волю государственным или иным органам посредством указаний, решений и установок партийных комитетов. Бюрократия - это привилегированные слуги, номенклатура - самовластные господа .

В настоящее время в научной литературе существуют разнообразные точки зрения относительно этапов становления и развития советской элиты, обычно все они в той или иной мере проводят разграничение сталинского и постсталинского периодов. Анализируя этапы эволюции советской элиты, исследователи обосновывают различные представления о сущности советской элиты, особенностях ее функционирования. Так, Б.Пугачев особое внимание обращает на то, что эволюция советской элиты в целом шла по осевой линии - от корпоративного обладания властью как собственностью к распоряжению накопленными «общественными» материальными благами. Он выделяет четыре фазы развития советской элиты: «классическая» («сталинская»), «мутационная» («хрущевская»), «прагматически-деидеологизированная» («брежневская»), «приватизаторская» («горбачевско-ельцинская») .

Советская реальность, как признают многие зарубежные и отечественные исследователи, оказалась сложной, многоплановой и противоречивой, чтобы описать ее с помощью одной модели. Система советского правления, как и в дореволюционный период, оставалась двойственной по своему содержанию, противоречиво сочетая в себе элементы восточной и западной модели власти. Инновационные усилия власти социально активных групп порождали волну модернизационных изменений в науке и технике, культуре и политике, экономике и социально-бытовой сфере. Данные модернизационные процессы носили неизбежно ограниченный характер и в связи с этим все больше обнаруживалась настоятельность радикального пересмотра реализуемой модели.

В идеологии большевизма считалось нравственным всё то, что содействует делу революции, а борьба за интересы народа и справедливость служили оправданием репрессивных мер. В то же время духовные основы советского общества не могут быть сведены к тоталитаристским идеям. В советской культуре установки авторитарного правления противоречивым образом сочетались с нравственными традициями российского общества. Как отмечает Ю.А.Васильчук, «сегодня модно критиковать и «совков» и Россию». «Забывают» лишь главное: более 50 стран получили свободу из рук российского (или «советского») солдата и политика и еще, вероятно, столько же - при их поддержке. Массовые российские армии в 19141917 годах предотвратили порабощение Европы, а в 1941-1945 годах проделали это вторично, похоронив Холокост. Вся цивилизация и культура гражданских обществ Запада в этом смысле - «дитя» наших отцов. При этом духовную основу Великой победы и освобождения Европы от фашизма составили отнюдь не идеи тоталитаризма, а, напротив, идеалы свободы и нравственного долга каждого (заложенные еще православием и его соборными ценностями коллективизма) .

Самые глубинные причины краха советской модели социализма коренятся в том, что благие цели, связанные с организацией общества на принципах социального равенства, справедливости и свободы, трансформировались в жесткий постулат о «примате интересов общества», когда содержание данных интересов навязывалось властью, не контролируемой обществом. Отчуждение народа от власти и привело в конечном счете к глубокому экономическому, политическому, социальному и духовно-нравственному кризису. Реальная жизнь убедительно показала, что в бюрократически организованном обществе нельзя сформировать экономические и политические механизмы, способствующие интеграции многообразных интересов людей в современных условиях.

Существующие ортодоксальные концепции затрудняют описание реальной картины как экономического, так и политического устройства СССР. В связи с этим заслуживают внимания альтернативные и многомерные подходы к анализу развития страны. Так, в рамках концепции хозяйственных порядков В.Ойкен обращает внимание на широкий диапазон и множество вариантов их возникновения на основе некоторых комбинаций идеальных типов. Он охарактеризовал экономику СССР применительно к ситуации

1949 г. следующим образом: «Русский экономический порядок 1949 г. состоит, например, из определенного сплава централизованно управляемой экономики как формы порядка, занимающей господствующее положение, различных форм рынка, присущих рыночному хозяйству, и денежных систем разного рода» . Экономика России по многим показателям не соответствовала классическим воззрениям на основы рыночной экономики, но она также не была сугубо плановой. Соотношение элементов плановой и рыночной экономик в СССР по некоторым расчетам составляло 8:2. Теория хозяйственного порядка В.Ойкена обосновывает необходимость анализа советской экономики как смешанной, но при преобладании плановых методов, что могло служить в дальнейшем основанием для развития рыночных институтов в стране и формирования современных рыночных отношений. Кроме того, как отмечает К.Флекснер, «убеждение, что рыночная экономика связана только с капитализмом, а плановая экономика существует только при социализме, ошибочно и берет свое начало в конфликте идеологий» .

Обычно считается, что советская система была неэффективна. Но в течение 1925-1970 гг. мобилизационная модель советской экономики функционировала достаточно динамично и к 1940 г. благодаря индустриализации были созданы мощности, способные производить высококачественное вооружение, сопоставимое с германским, в последующие 20 лет после войны экономика развивалась быстрыми темпами. По среднегодовым темпам прироста ВВП СССР в этот период обгонял США, обладавшие, как считалось, высокоэффективной рыночной экономикой. К 1970 г., по сравнению с 1950 г., значительно повысился жизненный уровень советских людей.

Английский исследователь Дж.Росс обращает внимание на то, что развитие бывшей советской экономики является одним из величайших успехов, достигнутых в ХХ веке. Второй страной, удивившей мир, стала Япония, которая в значительной степени сократила разрыв в доходе ВВП на душу населения по сравнению с другими государствами, ранее прошедшими этап промышленного развития. В 1913 г. ВВП на душу населения России составлял примерно 25% от соответствующего показателя в будущих странах ОЭСР, к 1970 г. этот показатель уже был равен примерно 50%. ВВП на душу населения стран Азии (за исключением Японии) возрос за то же время с 12 до 18%. Среди крупнейших стран мира, отстававших от СССР, только Япония обогнала его по ВВП на душу населения. Китай, будучи на крайне низком уровне развития, также вступил на путь весьма ускоренного роста. Это позволило бывшему СССР ликвидировать крайнюю нищету, организовать социальное страхование, построить всеобъемлющую систему социального обеспечения, достичь высокого уровня образования и создать военный потенциал, сравнимый с имеющимся в Соединенных Штатах и значительно превышающий потенциал тех стран, которые в военном плане угрожали России или побеждали ее в прошлом.

К 1970 г. продолжительность жизни в СССР повышается до 70 лет и достигает уровня стран ОЭСР, однако в дальнейшем уже не наблюдается её роста. В 1970 г. СССР по индексу развития человеческого потенциала (ИРЧП) занимал 20-е место в мире и примерно такое же по уровню ВВП на душу населения. В 1990 г. по этому индексу СССР уже сместился на 34 место среди 174 стран, но всё же оставаясь в составе стран с высоким уровнем ИРЧП. Оценка советской модели требует формирования реалистических взглядов на динамику социально-экономических процессов в СССР и странах

Запада. Ещё Н.А.Бердяев указывал на ошибочность упрощенного и враждебного деления мира на две части - коммунизм и капитализм, Советскую Россию и Запад. «В конкретной действительности мир совсем не делится на две части, он безмерно сложнее, в нем все индивидуализировано. .Россия во всем не покрывается коммунизмом. Жизнь русского народа, которую плохо знают, гораздо сложнее и индивидуализированнее, чем абстракция, созданная марксистской доктриной» . Весьма актуальным остается высказанное им мнение о том, что «люди нашего времени так мало имеют воображения, что не представляют себе возможности чего- либо, кроме капитализма и марксизма. ...В отношении к будущему люди нашей эпохи обнаруживают очень мало творческой фантазии» .

Сформировавшиеся представления о советской системе у зарубежных ученых, распространяющиеся и среди российских исследователей, в значительной степени связаны с особенностями западного мировосприятия, к числу которых относится склонность не замечать проявление агрессии собственной страной и крайне болезненно воспринимать подобные процессы в других странах, прежде всего незападного мира. На данной основе на Западе давно сложились представления о России как стране внутреннего деспотизма и внешней агрессивности. В связи с этим советская система часто рассматривается лишь как модификация царского самодержавия, а внешняя политика СССР - как продолжение экспансионистской политики российского царизма. Различия в восприятии мировой истории западным и незападным миром существуют как реальность. В связи с этим А.Тойнби отмечал, что «как бы ни различались между собой народы мира по цвету кожи, языку, религии и степени цивилизованности, на вопрос западного исследователя об их отношении к Западу все - русские и мусульмане, индусы и китайцы, японцы и все остальные - ответят одинаково. Запад, скажут они, - это архиагрессор современной эпохи, и у каждого найдется свой пример западной агрессии. Русские напомнят, как их земли были оккупированы западными армиями в 1941, 1915, 1812, 1709 и 1610 годах; народы Африки и Азии вспомнят о том, как начиная с XV века западные миссионеры, торговцы и солдаты осаждали их земли с моря. Азиаты могут еще напомнить, что в тот же период Запад захватил львиную долю свободных территорий в обеих Америках, Австралии, Новой Зеландии, Южной и Восточной Африке.

А африканцы - о том, как их обращали в рабство и перевозили через Атлантику. Потомки коренного населения Северной Америки скажут, как их предки были сметены со своих мест.» .

В 50-х годах в ведущих странах мира возникают глубокие изменения под влиянием НТР. Экономический рост все в большей степени обусловливается инновациями; новая технологическая модель, базирующаяся на гибких технологиях, требовала новых форм организации экономической, политической и социальной жизни. Хотя происходящие изменения в мире коснулись СССР и стран Восточной Европы, присущая им мобилизационно-бюрократическая модель продолжала действовать. Ее уязвимость ярко проявилась с конца 60-х годов: крайнее ограничение стимулов и свобод хозяйственной деятельности, слабая конкурентоспособность, медленные технологические сдвиги, низкий уровень потребления товаров. Сложился отсталый тип хозяйства с ограниченными возможностями выхода промышленных товаров на мировой рынок из-за сильной конкуренции продукции новых индустриальных стран с их низким уровнем заработной платы. Кроме того, экономический рост СССР в значительной мере базировался на невозобновляемых природных ресурсах, а развитие было сопряжено с нанесением ущерба окружающей среде.

Эволюция советской системы сопровождалась постепенным снижением роли жестких методов решения многочисленных и трудных проблем социально-экономического развития и частичной их заменой за счет расширения и усложнения социокультурных, политико-правовых и организационных связей, развития рыночнодоговорных отношений по вертикали и по горизонтали. Уже в 60-е годы в экономике стал играть существенную роль бюрократический рынок, на котором происходил не только обмен продукцией и ресурсами, но и властными полномочиями и социальным положением. Особое место в социальной структуре советской правящей элиты позволяло ей часто пользоваться государственной собственностью и обеспечивало контроль за распределением общественных благ. Укрепление позиций правящего слоя в 80-е годы приводит к тому, что у него все больше проявляется стремление оформить юридически право частной собственности.

Стагнация жизненного уровня населения, бесконечные декларации о проводимых реформах в условиях информационной свободы СМИ зародили потенциал недовольства людей. Трудности, с которыми столкнулся СССР, были преодолимыми. Взвешенный анализ свидетельствует о том, что катастрофа не была неизбежной, хотя реформы были необходимы. Так, прогнозы в начале 80-х годов экспертов ЦРУ США о развитии СССР указывали на замедление темпов экономического роста страны в 90-х годах и возможность стагнации, однако экономические условия сами по себе не давали оснований делать предположение о распаде СССР и крахе советской экономики.

Горбачевский этап реформ был весьма противоречив. С одной стороны, реализованная модель ослабления роли административно-командных рычагов в управлении советского общества привела к развалу СССР, с другой - реформы М.С.Горбачева способствовали расширению хозяйственной самостоятельности, трансформации директивной экономики в рыночную, формированию многопартийной системы, переходу от партийно-номенклатурной модели к представительной демократии. Ни М.С.Горбачёв, ни его окружение не имели в достаточной мере проработанной стратегии реформирования советского общества, плохо представляя последствия принимаемых решений. Власть, осознавая углубление кризисных процессов, стремилась прежде всего усилить свои позиции. В условиях, когда экономические реформы не дают ожидаемых и желаемых результатов, предпринимаются попытки обеспечить легитимность власти на основе проведения альтернативных выборов в законодательные органы. Однако уже на съезде народных депутатов СССР возникает парламентская оппозиция. Вторая волна выборов в Советы республиканского и местного уровней приводит к тому, что ситуация уходит из-под контроля КПСС, рычаги власти переходят к оппозиционным силам.